Он продолжал идти, не думая ни о чём, кроме как о своём стремлении как можно сильнее дистанцироваться от всемогущих захватчиков. Один из солдат, пропитанных химической смесью, порвал свой защитный костюм, пробираясь по участку с острыми камнями. Он вдохнул галаспарский воздух и умер несколько минут спустя. Верринанг встал на колени у трупа и забрал солдатские баллоны с кислородом, чтобы восполнить свой собственный запас.

С приходом ночи генерал и другие перепуганные солдаты укрылись в овраге, прижимаясь к его каменным стенкам. Небольшой ручеёк, загрязнённый настолько, что превратился в едкую слизь, лениво струился мимо них. О полной темноте говорить даже не приходилось — в небесах отражалось пламя, окрашивая их в ярко-красный цвет.

— Куда мы направляемся, генерал? — снова подал голос офицер.

— В Энтолар, — ответил Верринанг. — За подкреплением.

Он солгал. Собрать новую армию было невозможно. Единственной оставшейся в городе силой были надзиратели, заставлявшие рабочих трудиться и наводившие на них ужас.

Правда заключалась в том, что Верринанг не знал, куда он идёт. Генерал двигался по направлению к Энтолару лишь благодаря инстинкту и потребности сделать то, что было известно и знакомо. У него не оставалось ни плана, ни надежды на то, что ему предстоит сделать, как только он вернётся домой. Всё, что хотел генерал — это бежать и спрятаться.

Над головами беглецов ревели боевые корабли, огни прожекторов пронзали землю, окрашивая её в белый цвет. Верринанг и его солдаты замерли неподвижно и прикусили языки после того, как вражеские штурмовики прошли мимо, а рёв их двигателей стих вдалеке.

«Мы недостойны внимания, — подумал Верринанг. — Нас не так много, чтобы вступать с ними в конфликт. Мы не представляем угрозы. Мы в безопасности. В безопасности».

Генерала начало трясти, а затем он услышал грохот тяжёлых сапог по камню, марширующих в его сторону.

Прижавшись к камню, Верринанг подполз к вершине оврага и выглянул из-за него. Прямо к нему направлялся отряд захватчиков. Они не искали его, о нет. Они знали, куда идут, и в их движениях читалась ужасающая целеустремлённость.

Они не могли быть людьми. Слишком высокие, слишком пугающие. Угрюмые шлемы захватчиков и были их истинными лицами, и они наводили на Верринанга ужас. Посреди багровой ночи их уныло-серые доспехи казались окрашенными кровью.

Он сполз обратно в овраг и помчался вдоль него, следуя за ядовитым потоком. Солдаты устремились за командиром, и генерал костерил их за шум, который те производили. Через сотню метров овраг сузился настолько, что ему снова пришлось подниматься на уровень равнины.

Этот шаг не дал ему ни малейшего преимущества. Захватчики практически наступали ему на пятки. Застонав от страха, генерал побежал дальше. Когда он обернулся, враги оказались ещё ближе. Шаг у них был куда длиннее генеральского.

Ему не победить в этой гонке.

Верринанг столкнулся со своими ужасами лицом к лицу и рухнул на колени. То же самое сделали и другие солдаты. Генерал поднял руки в мольбе.

— Милосердия, — взмолился он. — Прошу, пощадите!

Ответом ему стала вспышка болтерного выстрела.

В командном центре Пейтаркии Веккиаз изо всех сил старалась не впасть в истерику. Бежать ей было некуда, и для того, чтобы у неё остался хоть какой-то шанс на выживание, ей требовалось сохранять ясный рассудок.

«Почему они не дают нам возможности сдаться?»

«Ответа на это нет. Так что хватит уже задавать вопросы. Это не принесёт тебе никакой пользы».

Экраны в центре зала демонстрировали бойню, что бушевала по всему улью. Захватчики пробили стены в нескольких местах, взорвав их на уровне земли, и вражеские бронетранспортёры с грохотом вылетели на центральные городские магистрали. Десантные корабли высаживали всё больше и больше войск на средние уровни и ближе к вершине, где располагалось скопление башен. Автоматические системы защиты продемонстрировали свою полную бесполезность. Не осталось практически никого, кто мог бы сражаться с врагом — да и могло ли сражение в подобных условиях хоть что-то изменить? Огромные воины двигались по залам и мануфакторумам Пейтаркии с методичностью машин. Они вырезали всех надзирателей, которых встречали на своём пути, оставляя рабочие единицы нетронутыми.

— Что нам делать? Что делать-то? — Тавин Крассиан, верховный контролер финансов Пейтаркии, был куда ближе к проигрышу в борьбе с паникой.

— Мы поприветствуем их, — ответила Веккиаз. Она не могла думать ни о чём другом.

— Но они не примут нашу капитуляцию.

— А что ещё мы можем сделать? Мы не в силах драться, не в силах бежать. — Всё, что им оставалось — это полное и добровольное подчинение. — Мы покажем им правду об Ордене. Покажем, что можем быть полезными для них.

— Можем! — Крассиан уцепился за эту спасительную соломинку мёртвой хваткой. — Мы можем быть очень даже полезными!

— Открыть двери, — распорядилась Веккиаз, и один из офицеров поста управления исполнил её приказ. — Мы не станем возражать им. Нас не потребуется убивать, — она заняла позицию перед дверьми, глядя на ведущий к командному центру коридор. В дальнем конце его виднелись двери гравилифта.

Звуки выстрелов приближались. Весь улей гудел от шумов насильственной смерти.

Теперь Веккиаз услышала ещё и гул лифта. Она уставилась на двери, готовясь к ужасу, который почувствует, как только они откроются.

— Они почти что здесь, — промолвила она.

Крассиан захныкал.

Двери лифта распахнулись, и пятеро великанов в мертвенно-серых доспехах прошествовали по коридору к командному центру. Их оружие оставалось поднятым.

Веккиаз поклонилась и раскинула руки, как только они приблизились ко входу в центр.

— Добро пожаловать в Пейтаркию, — сказала она.

Вспышки болтерного огня стали ей ответом.

Копалка и Скребок укрылись в общежитии вместе с остальными рабочими, съёжившись во мраке, пока окружающий мир содрогался и выл. Они не ведали, что происходит, но, вне всяких сомнений, Галаспар уничтожали сами боги. Им же, в свою очередь, не оставалось иного варианта, кроме как ожидать конца.

А затем, после казавшегося вечным грома, наступила тишина. Она была практически столь же пугающей, как и гром, и ещё некоторое время никто из них не осмеливался отворить двери и выйти из убежища. В конце концов, голод и жажда выгнали Скребка с Копалкой и их товарищей по труду наружу.

Вокруг царила тьма, за исключением тех участков, где горело пламя — особенно яркое там, где лопнули газовые трубы. Скребок хорошо знал эти залы. После того, как один из рабочих сделал всё возможное, чтобы перевязать раны Копалки, Скребок помог ей пробраться сквозь смолисто-чёрный, нарушаемый лишь мерцанием огня мрак. Несколькими уровнями ниже они добрались до продовольственного мануфакторума. Машины остановили работу, однако чаны с серой, не до конца приготовленной пищей были открыты. Толпа моментально набросилась на эту жижу. Хватило на всех. Первый раз за всю свою жизнь Копалка ела досыта. Она практически ничего не чувствовала из-за боли, терзавшей её тело, и всё-таки боль позволяла ей оставаться активной. Она не знала, проживёт ли ещё достаточно долго, но была полна решимости увидеть конец войны и гибель Ордена.

В условиях отсутствия смен Копалка обнаружила, что за временем следить невозможно. После прибытия в мануфакторум — быть может, через день, а может, спустя несколько часов — кому-то удалось запустить несколько вторичных генераторов, и света стало немногим больше.

Света оказалось достаточно, чтобы узреть возвращение богов.

Боги принесли с собой ещё больше генераторов, и благодаря усилению света появилась возможность путешествовать по целым участкам улья Протаркос. Мануфакторумы вновь заработали над производством еды, хотя химические процессы были отключены.

Свет исходил и снаружи, оттуда, где крыши и стены города были разрушены божественным гневом. Эти районы были слишком сильно пропитаны ядом, но Копалка задерживала дыхание и несколько раз подходила к ним достаточно близко, чтобы увидеть проблеск столь редкого света, что тот казался мифическим.