— Конечно, смогут, — согласился Стиванг. — Наша цель заключается не в том, чтобы спрятаться от них. Победе это не поможет. Цель — отсрочка. Мы просто обязаны задержать их до рассвета. Да, они могли бы добраться до нас при наличии достаточного свободного времени. Мы им этого не позволим. Мы сами доберёмся до них первыми.

Лорд-контролер снова посмотрел на линии, сходившиеся в направлении Протаркоса. Ему было плевать, что случится с ульем. Это был не его город, а всего лишь место командования. Вот и всё. Ему принадлежала вся планета целиком.

Эвальд Стиванг уничтожил бы все районы Протаркоса, если бы это потребовалось сделать для спасения Галаспара. На рассвете средства для этого самого уничтожения окажутся у него в руках. А пока что он даст захватчикам возможность почувствовать, что их ждёт. Изоляция командного центра была всего лишь первым шагом.

Оставалась ещё одна линия обороны, которую можно было обрушить на оккупантов.

— Собрать Вырожденцев, — распорядился он. Их существование было тёмным пятном на установленном Орденом порядке, и всё же их не стали истреблять целиком. Они представляли собой силу, пускай и отвратительную. В кругах галаспарской элиты бытовало мнение, что рано или поздно Вырожденцы окажутся полезными. В связи с этим их отбирали и изолировали, поколение за поколением.

И вот теперь их день настал.

Глава 9

Обратный путь от генераторного зала оказался долгим. Теперь, когда гравилифты утратили работоспособность, единственным для роты способом вернуться наверх стал длительный пеший марш. В северо-восточной части зала прямо наверх уходила шахта, металлические лестницы огибали её стены бесконечной головокружительной спиралью. Примерно через каждые пятнадцать метров лестница проходила через вентиляционную камеру или же узкую дверку технического обслуживания.

Барразин повёл своих людей вверх по лестнице, и Калас Тифон не отставал от командира.

— Долгий подъём навстречу войне, первый капитан, — заметил Тифон.

— Разделяю твоё разочарование, боец. Надеюсь, что она сама придёт нам навстречу.

Барразин ускорил шаг, словно бы и сам ощущал близость этого гипотетического рандеву. Тифон последовал его примеру. Он верил в своего командира. Барразин с честью провёл Первую великую роту через бойню Протаркоса и никогда не сдерживал свою руку. Тифона одолевали сомнения, что терранская половина Гвардии Смерти сможет быть настолько безжалостной, как того требовали ситуация и сам Мортарион. Калас знал, что на данный момент в рядах Четырнадцатого нет ни одного ротного капитана с Барбаруса — эти должности занимали куда более опытные терранцы, и в своих осторожных предположениях опасался, что они окажутся чересчур мягкотелыми. Барразин наглядно продемонстрировал Тифону, насколько сильно тот заблуждался. Первая великая рота сражалась как единое целое, словно продолжение руки самого Мортариона. Дух примарха вселился в Четырнадцатый легион.

«Ведь мы все до единого — его сыновья».

Звук взрыва раздался издалека, приглушённый стенами, но всё-таки слишком близко, чтобы быть результатом действий сражавшихся в верхней части улья подразделений Гвардии Смерти. Шахту начало трясти, толчки становились всё сильнее и сильнее, а температура воздуха возрастала. Барразин остановился; это был первый момент неуверенности, который Тифон видел у своего боевого командира.

— Что такое? — спросил Тифон.

— Я не знаю.

Грохот стал оглушительным, а вместе с ним пришло шипение обезумевшей змеи.

В тридцати метрах выше шахту осветило ярко-красное свечение.

— Все вон с лестницы! — взревел Барразин. — Выбрать любой ближайший выход! Похоже, что они взорвали один из своих очистительных заводов!

В шахту хлынул поток расплавленной руды — чудовище явилось, чтобы сожрать Первую роту.

Ближайшая к Тифону дверь техобслуживания осталась в нескольких метрах позади. Он помчался вниз по лестнице, перепрыгивая по четыре ступеньки за раз. Барразин двигался сразу же позади него, крича в вокс и призывая легионеров своей роты увеличить скорость. Тифону казалось, будто он очутился в жерле вулкана. Авточувства его шлема замерцали предупреждениями. Завывающая, ревущая и шипящая руда подступала всё ближе и ближе, а дверь располагалась слишком далеко.

Стены шахты раскололись. По правую руку от Тифона разверзлась трещина, и он бросился прямо в неё. Когда легионер прыгнул, вокс наполнился воплем агонии Барразина, а затем на Тифона обрушился поток оранжевого расплава. Ослеплённый болью Гвардеец Смерти влетел в разлом и моментально устремился внутрь, сквозь распадающуюся структуру стены. Следом за ним полз узкий поток руды. Тифону удалось пробиться, заставив металл лопнуть, но сразу же после этого легионер рухнул во тьму, а вслед за ним полетели полосы руды. Калас ударился о смятую груду металлолома, и на него посыпались обломки. Он оттолкнул груду мусора, с трудом дыша из-за её веса, и изо всех сил стараясь не оказаться раздавленным и обожжённым.

Наконец обрушение закончилась, и блеск просачивающейся сквозь трещины руды потускнел до угрюмо-красного оттенка.

Металл заскрипел по броне легионера, давящий, словно длань божья. Тифон успокоил дыхание и попытался пошевелиться. Он ничего не видел. Циклическое движение воспроизводилось линзами шлема как рассеянные тепловые узоры, и ничего более. Однако как только Тифон пополз вперёд, на его пути оказалось открытое пространство. Для существа габаритов Астартес его едва хватало, и всё-таки это был путь, так что Гвардеец Смерти выбрал его.

Вокс царапал ухо Тифона взрывами раздражающих помех. Легионеру показалось, будто бы он уловил фрагмент передачи, слог или два, чей-то крик. Он попытался выйти на связь, но никто не ответил. Пожары и повреждения блокировали связь. Калас остался один.

Тифон понятия не имел, насколько глубоко он провалился и где находится относительно своих товарищей. Он двигался по единственному доступному маршруту, становясь бочком и наклоняясь, поднимаясь и опускаясь, извиваясь взад-вперёд до тех пор, пока полностью не потерял ориентацию. Всё это время легионер продвигался через кромешный мрак. Всё это время он находился на грани.

По прошествии некоторого времени окружающее Гвардейца Смерти пространство расширилось, и он смог двигаться быстрее. Внезапный наклон застал его врасплох, и Тифон упал. Некоторое время он летел сквозь открытое пространство, а затем приземлился во что-то, напоминающее воронку. Тифон скатился по всей длине одного из её бортов, поднимая брызги солоноватой воды.

Когда он наконец-то остановился, появилось немного света — вполне достаточно, чтобы его линзы смогли усилить своё восприятие и показать владельцу шлема, где же он находится. Как оказалось, Тифон приземлился посреди громадного мусоросборника. Покрытые холмами нечистот, гниющей органики и всяческих обломков борта спускались к резервуару смердящей грязи, забитой плавающим мусором. Удушливая вонь казалась настолько густой, что ощущалась даже на вкус. Над грязью проплывал тонкий слой фосфоресцирующего зелёного тумана.

Воронка заставила Тифона прокатиться на полпути вниз по склону. Он посмотрел наверх. В нескольких сотнях метров от его позиции пол выравнивался, что предоставляло определённую надежду выбраться отсюда.

Гвардеец Смерти начал подниматься, но оступился, когда скользкие обломки под его ногами зашевелились. Холм на полпути к цели обрушился, и вдруг из-под него выскочил гражданский. В мусорщике едва ли можно было распознать человека. Его покрытая грязью кожа отличалось бледностью и пористой фактурой, как у грибов. Она слишком плотно облегала его долговязое тело, заставляя конечности и углы суставов казаться чересчур длинными и неестественными. Череп галаспарца был длинным и лысым, во рту не осталось ни единого зуба, а почерневший язык то и дело облизывал тонкие, гноящиеся губы. Зрачки мусорщика расширились, заполнив глазные яблоки и превратив их в блестящие чёрные шары. Из его рук выскользнул кусок капающей материи, которую он жевал, и галаспарец склонил голову набок, а затем улыбнулся.